«Помоги мне, Боже, крест свой донести»
Жизнь Старца
Отец Николай родом из-под Гдова. Родился он 24 мая 1909 года в верующей благочестивой семье. Отец его был регентом в Михайло-Архангельском храме села Кобылье городище. С детства будущий старец прислуживал в алтаре. Самой важной встречей была встреча со священномучеником Вениамином Петроградским — Коля носил во время архиерейского богослужения его посох. И сам он потом стал пастырем, наставником очень многих людей. А Владыка тогда сказал маленькому Коле, обняв его: "Какой ты счастливый, что с Господом…"
В 1928 году Николай Гурьянов окончил Гатчинский педагогический техникум и первый курс педагогического института в Ленинграде. Недолго учительствовал, служил псаломщиком.
Батюшка не любил рассказывать о годах гонений и испытаний. А когда я начинал рассказывать о мытарствах моей семьи, он прерывал и несколько раз потом повторял: "Не говори, Ваня, не надо. Может ли сердце это вынести?"
Теперь уже по книжкам я знаю, что отец Николай, как многие православные верующие, был арестован в конце тридцатых годов. Прошел этапы, лагеря, ссылки. Во время тяжких испытаний батюшка встретил множество подвижников, истинных светильников веры Православной, пример которых повлиял на всю его жизнь. Отец Николай сочинил духовное песнопение с названием "В тридцатые годы", которое имеет подзаголовок "Автобиография", в нем говорится о двух ссылках, о тюрьмах и лагерях. Закачивается стихотворение молитвой:
Прошу, Святая Дева,
В несении Креста,
Для славы Божьей Церкви
Спаси, спаси меня!
Слова эти пророчески сбылись — через крест служения людям отец Николай явил собой славу нашей Церкви. Начало пастырского служения отца Николая совпало с тяжелыми испытаниями нашей страны — Великой Отечественной войной. В сан диакона он был рукоположен 8 февраля 1942 года высокопреосвященейшим митрополитом Сергием (Страгородским) — будущим Патриархом. А 15 февраля того же года митрополит Сергий рукоположил его во иерея. Первым местом служения стал Свято-Троицкий монастырь в Риге. Оттуда на короткий срок отец Николай был переведен в Вильнюсский Свято-Духов монастырь. А с конца 1943 по 1958 год отец Николай был настоятелем храма Святителя Николая в селе Гегобросты Паневежского благочиния Литовской ССР.
Хотя батюшка и не принимал монашества, он всегда вел строгую, подвижническую жизнь. Я не раз бывал в его литовской пустыньке. В католическом и лютеранском окружении жилось, конечно, нелегко, но батюшка покрывал всех любовью.
Припоминаю такой случай. Однажды я приехал к отцу Николаю. Только сели за стол, вдруг в окно стучат, милостыню просят. Батюшка им что-то подал, пригласил чайку попить. Я ему потом говорю: "Какие же это нищие — с золотыми зубами?.." А он мне ласково: "Я знаю. Это местный ксендз послал их разведать, кто ко мне приехал, о чем разговаривают…" Батюшка улыбнулся, никого не осудив. Частенько окружали его хитрые люди (до самого конца жизни), а он покорял всех простотой.
Любовью и простотой своей спас батюшка от закрытия Никольский храм. Пришли к нему из НКВД решительно настроенные люди и говорят: "Поступили сведения, что вы против колхозов выступаете, паству против советской власти агитируете". Здесь нужно упомянуть, что отец Николай всегда любил все живое. У него на кухне свила гнездо ласточка, и он ее оберегал. Так вот, показал отец Николай на ласточку и отвечает: "Как я могу препятствовать такому серьезному делу, когда даже малую пташку не могу тронуть. Ваше дело — государственное, мое — духовное". И такое эти простые слова возымели действие, что ушли они успокоенные и храм не тронули.
Суровую отшельническую жизнь вел батюшка в Пустыньке почти 15 лет.
В это время он еще и заочно учился в нашей питерской семинарии и потом с любовью, приезжая в наш город, посещал родные для него стены.
В 1958 году отец Николай был переведен на служение в Псковскую епархию. Мамочка его — Екатерина Стефановна, с которой вместе он прожил всю свою жизнь, соскучилась по родным псковским местам и стала проситься на родину. В день Покрова Пресвятой Богородицы, 14 октября 1958 года, отец Николай служил первый раз литургию в храме, с которым будет связано почти 50 лет его жизни — храме Святителя Николая на острове Залит.
А я бывал на Залите еще до батюшкиного переезда — участвовал в одном замечательном празднике. На Петров день здесь по обыкновению шел крестный ход из Пскова со Спасо-Елеазаровской иконой (на этой иконе Спаситель изображен в митре с крестом). Икону несли до берега Псковского озера, к переправе на остров, чтобы сесть на катера. А местные жители встречали икону на своих лодках, двигаясь по озеру с хоругвями. Это было незабываемое торжество Православия!
После переезда отца Николая на остров Залит ему пришлось немало потрудиться физически. Господь даровал ему золотые руки, и он все делал сам — и крышу на храме железом покрывал, и стены красил, и полы ремонтировал, и обновлял убранство храма. Конечно, у него были и помощники (в первую очередь — мамочка), но очень многое он все равно любил делать самостоятельно.
Есть в храме Святителя Николая на Залите почитаемый чудотворный образ Божией Матери "Благодатное Небо". Празднование ему установлено в день Смоленской иконы Божией Матери — 10 августа. В тяжелые смутные времена с этой иконы была похищена серебряная риза, и отец Николай сразу, как приехал на остров, постарался одеть образ Божией Матери в подобающую порфиру. Игумения Тавифа из Свято-Духовского монастыря в Вильнюсе вышила ризу Богоматери на голубом бархате. Сколько слез радости и боли сопровождали эту работу матушки-игумении, знает, наверное, только Хозяйка ризы.
В 1960 году, после двухлетнего труда, риза была одета на икону. В том же году игуменья Тавифа почила от тяжелого долговременного недуга. А вышитая матушкой риза и поныне радует всех своей красотой.
Особым подвигом отца Николая было озеленение острова. Батюшка с материка привозил деревца и высаживал их. Чтобы они прижились, нужно было огромное количество воды. В день отцу Николаю приходилось носить по сто и больше ведер. Все деревца прижились, и сейчас, уже выросшие, радуют зеленой листвой.
Когда я приезжал к старцу на остров, то опять, как и в Гегобрастах, был свидетелем его подвига — он почти не спал: днем служил и работал, а ночью молился. Батюшка меня оставлял у себя в комнатке, мы вместе вставали на правило, но я быстро уставал. Он, видя мое полусонное состояние, говорил: "Ты, Ванюша, ложись". Утром проснусь, а он снова перед иконами стоит, молится. Ложился ли отец Николай вообще — не знаю. Вряд ли сыщешь другого такого молитвенника в наше время. Сам отец Николай духовно питался от старцев всю жизнь, он не был самочинником. Когда был молодой, часто ездил в Печоры, в Почаев, в Киев, в Прибалтику. Особо он почитал старца Гавриила Псково-Елеазаровского. И чад своих батюшка всегда (по личному опыту молодости) обязательно благословлял на паломничества к святыням: "Это все в сердце останется. В трудную минуту вспомнишь и утешишься".
Батюшка всегда много читал, призывая всех к вдумчивому, умному чтению, благословлял получать хорошее светское образование. Лучшим подарком для него всегда была книга. Но больше всего он любил духовное пение. Как приедешь к нему, он сразу начнет спрашивать, не привез ли каких-то новых духовных стихов. Тут же сядет за фисгармонию, которая стояла у него в келий, начнет подбирать то, что ему напоешь. "Ну как, правильно? Подпевай: "Какою дивной дышит силой молитва Господи помилуй…"" В любую свободную минутку батюшка садился за фисгармонию и сочинял духовные канты для простого народа. Сколько среди них вызывающих слезы, живящих душу…
Господи, помилуй,
Господи, прости,
Помоги мне, Боже,
Крест мой донести…
Я же слаб душою,
Телом тоже слаб.
Помоги мне, Боже.
Я — Твой верный раб…
Народ начал посещать остров Залит, паломничать к батюшке Николаю как к старцу с начала 70-х годов. Люди стали узнавать о батюшке и потянулись к нему: ведь пообщавшись с ним, нельзя было его не полюбить. Он всего себя отдавал Богу и людям. Духовными чадами батюшки стали многие священники, монахи и миряне, а так же игумены и игуменьи многих древних и вновь открывшихся монастырей. Все они жили под покровом молитв старца.
Это чувство многих и многих духовных чад Старца прекрасно выразил отец Роман (Матюшин), которого батюшка очень любил и знаю, что даже просил защищать от нападок на него.
Скажи, отец, как мне спасаться,
Какой дорогою пойти?
— От юных лет не пресмыкаться,
Не лукомудрствовать в пути.
Не закопти икону Божью,
Стараясь не отстать от всех,
Гордыней, мелочностью, ложью, —
Все это — непотребный грех.
Не терпит Правда мельтешенья,
Ей любо, что не любо нам.
Она в изгнании, в поношении
У тех, кто тянется к чинам.
О, разве званье — добродетель?
Кто посохом Врата открыл?
Любовь всегда враждою метит
Того, кто много возлюбил.
Не тлей, гори, пока есть силы,
Гори, пока душа чиста,
И до неведомой могилы
Взирай на одного Христа.
О батюшке точнее не скажешь: он всегда "взирал на одного Христа". И потому "не может укрыться светильник под спудом". Не хотел он этой славы от людей, но Господь не оставил его сокровенным. Добродушный, любвеобильный, ласковый батюшка покорял сердца людей. Да и всю тварь земную он нежно любил. Двор скромного батюшкиного домика-келии был словно иллюстрацией к первым главам Книги Бытия: каштаны, кипарисы и другие деревья, множество голубей на ветвях и крыше сидят плотно, как куры на насесте. Тут же воробьи и прочие мелкие пташки. А рядом с курами мирно прогуливаются кошки и собачка. И всех батюшка старался приголубить, угостить.
У батюшки 28 лет прожила кошечка Липушка, совсем очеловечилась. Однажды ворону кто-то подбил камнем, так батюшка ее выходил, вылечил, и она стала совсем ручной. Каждое утро потом встречала батюшку, каркала, хлопала крыльями — здоровалась. И все кругом — и деревца, и цветы — все на острове жило батюшкиной заботой. Пчелки, мошки, жучки — все ему было не чужим. Комара даже не обидит. Помню, как-то хотел с него комарика согнать, а он не дал: "Пусть лишнюю кровь попьет". Все творение было батюшке по сердцу. Он всегда внимательно смотрел, чтобы ни цветок, не деревце не повредили. Один батюшка рассказывал, как он сломал одну веточку в саду старца на память, так он заметил, пальчиком погрозил и сказал ему: "Поставь дома в воду, чтобы корни пустила, а потом в землю посади, чтобы выросло дерево".
К батюшке особенно тянулись чистые детские души. Но и пьяницы местные и вообще все население острова мирно уживалось со старцем. Бывало, выйдет он навстречу какому-нибудь местному бедолаге: "Ну-ка, роднуля, что у тебя в сумочке-то затаилось? Голубчик, роднуша, надо бросать это. Семье-то как тяжело. Дай сюда бутылочку-то…" Возьмет, и о камень ее… А пьяница и не ругается, домой идет — и вот вечер мирно в семье-то проходит.
Батюшка всех покорял лаской. Так ее людям сейчас не хватает! Даже взрослые люди хотят, чтобы их приголубили, теплое словечко сказали. А он, дорогой наш батюшка, для каждого находил такое слово. Любви у него на всех хватало. Каждой измученной душе находил он слово утешения. Про старца можно сказать: "Любовью Христовой уязвися, преподобне", — любовь батюшки была равноангельская, преподобническая. Он покрывал своей любовью наше недостоинство. И сейчас покрывает.
А я особенно благодарен батюшке за то, что он принимал меня и в последние годы свои, когда доступ к нему был ограничен. Он даже один раз специально вызвал меня на остров. А связь была постоянная — и через доктора, его лечившего, Владимира Андреевича, и через других паломников. Батюшка меня уже на смертном одре своем — и то утешил и ободрил. Я очень долго болел, из больницы в больницу переходил, а болячка все не проходила. А он сказал: "Передайте ему, пройдет его ножка. Будет еще служить". И вот, слава Богу, так и стало — и я опять в храме Божием: и служу, и исповедую, и венчаю, и беседую с людьми.
А батюшка Николай за всех нас теперь особенно молится перед престолом Божиим, и его молитвами мы живы.
Вечная ему память, вечная память, вечная память!
Из воспоминаний протоирея Иоанна Миронова
(Отца Иоанна связывала со старцем Николаем полувековая духовная дружба)
Стихи батюшки Николая Гурьянова
МОЛИТВА "ГОСПОДИ, ПОМИЛУЙ"
Из всех молитв, какие знаю,
Пою в душе иль вслух читаю,
Какою дышит дивной силой
Молитва "Господи, помилуй".
Одно прошенье в ней, не много!
Прошу лишь милости у Бога,
Чтоб спас меня Своею силой,
Взываю: "Господи, помилуй".
Плыву в житейском бурном море,
Встречаю радости и горе;
От бурь какой спасался силой?
Молитвой "Господи, помилуй".
И горе таяло, и радость
Мне приносила вдвое сладость,
И все то было дивной силой
Молитвы "Господи, помилуй".
Когда лились от горя слезы
Иль страстные смущали грезы,
Тогда с особой сердца силой
Твердил я: "Господи, помилуй".
Уж близок я к последней грани,
Но все ж горячими слезами,
Хотя с увядшей тела силой
Молюсь я: "Господи, помилуй".
Душа, окончив жизнь земную,
Молитву эту, не иную,
Тверди и там ты, за могилой,
С надеждой: "Господи, помилуй".
*****
НЕ РОПЩИ
Не ропщи, человек,
Что ты мал и не знатен,
Что прожитый твой век,
Дня людей непонятен.
Он назначен тебе
Тем, Кто жребий служенья
Раздает на земле;
То — Его назначенье.
Не ропщи, беднота,
Без угла и без хлеба,
Знай — твоя тягота,
Дар особенный неба…
Не ропщи ты, больной
Долголетним недугом,
Через Крест тот святой
Будешь Господу другом.
Не ропщи, что хула
Твою жизнь отравляет,
Знай — земли похвала
Мзду небес уменьшает.
Не ропщи, что друзья
Тебя бросили в горе, —
Бог не бросит тебя
В этом жизненном море.
Бедность, зло и недуг —
Все закроет могила,
Сбереги чистым дух —
В этом истины сила.
Верь, надейся, терпи
Чашу бед — без сомнений,
И спасешь душу ты
Для небесных селений.
*****
ГОСПОДИ, ПОМИЛУЙ
Господи, помилуй Господи, прости,
Помоги мне, Боже, крест свой донести.
Ты прошел с любовью свой тернистый путь,
Ты воскрес безмолвно, надрывая грудь.
И за нас распятый, много Ты терпел
За врагов молился, за врагов скорбел.
Я же слаб душою, телом тоже слаб,
И страстей духовных я преступный раб.
Я великий грешник на земном пути,
Я ропщу, я плачу, Господи прости,
Помоги мне, Боже, дай мне крепость сил,
Чтоб свои я страсти в сердце погасил.
Помоги мне Боже щедрою рукой,
Ниспошли терпенье, радость и покой.
Грешник я великий на земном пути,
Господи помилуй, Господи прости